Детство

Георгий Иванович Бурков родился 31 мая 1933 года в Перми.

В возрасте шести лет Георгий Бурков чуть не умер. Он заболел брюшным тифом, началось заражение крови. Ему сделали несколько операций без наркоза (боялись за сердце). Перед седьмой операцией он уже лежал в палате смертников. И тогда мать забрала его и выходила дома травами и любовью.

"Я рос на опере и балете ленинградского театра имени Кирова. Знал целые спектакли наизусть, видел Чабукиани, Дудинскую, Уланову, слушал Нэлеппа и других знаменитых певцов" - из книги "Хроника сердца", изданной по дневникам Георгия Буркова.

Московский драматический театр имени К. С. Станиславского

В 1952 году Георгий Бурков поступил на юридический факультет Пермского университета, где проучился два года. Одновременно с учебой он занимался в вечерней студии при Пермском драматическом театре.

С 1954 года Бурков стал профессиональным актером, работал в театре в Березняках, потом - в Пермском областном театре, в Кемеровском театре.

Когда Московский драматический театр имени К. С. Станиславского в 1964 году находился на гастролях где-то в провинции, к главному режиссеру Б. А. Львову-Анохину приехал показаться молодой неизвестный актер. Даже не такой уж молодой - ему как раз исполнилось тридцать два года. Это был Георгий Бурков. Приехал он из самой глубины Сибири - города Кемерово, где служил на сцене городского театра вот уже несколько лет. Там его заметил кто-то из столичных критиков, поведал о нем Львову-Анохину, а тот в свою очередь телеграммой пригласил молодое дарование для знакомства.

Показывался Бурков художественному совету театра в роли Поприщина из гоголевских "Записок сумасшедшего". Провинциальный артист произвел хорошее впечатление.

- Какое у вас театральное образование? - спросил Львов-Анохин.
- Никакого, - ответил Бурков. - А разве по игре этого не видно?

Члены художественного совета рассмеялись. Бурков был принят в труппу театра. Так недоучившийся юрист и артист-самоучка объявился в столице. Его поселили в общежитии, дали роль в новой постановке. А через несколько месяцев наступил день премьеры, первой премьеры Буркова на столичных подмостках.

Утром этого дня неожиданно в общежитии объявился дружок, прибывший из Кемерово. Встреча, разумеется, была очень радостной. Не станем внимательно прослеживать все этапы этого злосчастного в биографии Буркова дня. Короче говоря, премьеру пришлось отменить. Директор театра метал громы и молнии, и его можно понять! Наутро за кулисами вывесили приказ, где сообщалось, что за срыв премьеры артист Г. Бурков уволен из театра. Его артистическая карьера в Москве кончилась, не успев начаться.

Что произошло бы с Бурковым и как сложилась бы его дальнейшая жизнь, если б его не пригласил к себе в кабинет, прежде чем расстаться, Б. Львов-Анохин, неизвестно. Главному режиссеру театра было жаль терять талантливого артиста, и он предложил Буркову такой вариант: поработать несколько месяцев в труппе, не будучи зачисленным в штат, на общественных началах, что ли. Как бы пройти испытательный срок по линии поведения, доказать, что срыв премьеры был случайностью. А он, Львов-Анохин, договорится с директором театра, что, если Жора выдержит испытание, его снова вернут в труппу. Вид у Бориса Александровича Львова-Анохина был огорченный, расстроенный, Жора тоже после случившегося не выглядел бодрячком.

- Спасибо большое, - сказал Бурков, поняв, что главным режиссером руководят добрые намерения. И вдруг спохватился. - А на что я буду жить? Мне же есть надо...

Наступила пауза. Как решить эту проблему, было неясно. И тут Львов-Анохин принял решение, делающее ему честь.

- Какая у тебя зарплата? - спросил он у артиста.
- Сто рублей! - ответил артист святую правду.
- Ладно, - вздохнул Борис Александрович. - В день зарплаты приходи ко мне, я тебе буду сам платить.

И Львов-Анохин действительно платил актеру из своего кармана. А затем Бурков был зачислен в штат театра и проработал там до 1980 года.

Личная жизнь

В 1965 году Георгий Бурков женился на актрисе Татьяне Ухаровой. В 1966 году у них родилась дочь Маша. Она была замужем за актером Сергеем Вельяминовым. В 1992 году у них родился сын, которого назвали в честь деда - Георгий Бурков.

Воспоминания вдовы Георгия Буркова Татьяны Ухаровой: "В театре имени Станиславского давно обсуждали, что Львов-Анохин берет артиста из провинции - шепелявого, но необыкновенно самобытного. В феврале 65-го я его увидела: худой, сутулый, странный, в красном свитере с белыми крапинками (мухомор!) На моем лице, кроме жалости, наверное, ничего не выразилось: готовилась увидеть этакого "картавого монстра", а тут интеллигент, похожий на библиотекаря. "Здравствуйте, я Ухарова!" Он хитровато улыбнулся: "Я Бурков. Нам завтра репетировать. Вы - Маленький Принц, я - Лис".

Любви с первого взгляда не было. Но сердце заколотилось почему-то, возникла материнская нежность, и это чувство не покидало до конца, до последних минут в больнице...

После роли Рябого в спектакле "Анна" заговорили об открытии актера, Жора начал сниматься в кино. В 66-м родилась Маша, стали жить лучше. А потом наступил период самый страшный в нашей жизни: Жора не выдержал обрушившихся на него признания и популярности. Он очень тратился на съемках - его подогревали, подливали, и закружилось... А в театре мрак: после ухода Львова-Анохина, который любил Жору, как сына, началась чехарда главных режиссеров, борьба за влияние".

О том времени Георгий Бурков упомянул в своих дневниках: "Вот уже скоро месяц, как меня лечат от хронического алкоголизма. Лечат все. Начиная от жены и кончая доктором К., общепризнанным авторитетом на алкогольном фронте".

Театр. 70-е - 80-е годы

В 1970-1971 Бурков уходил работать в театр "Современник". Об этом периоде вспоминает Татьяна Ухарова: "Познакомившись с Ефремовым, он ушел в "Современник" (на один сезон - Ефремова ждал МХАТ). Вернулся в Станиславского, а там главный - режиссер из Перми: он так и не простил Буркову уход из того театра и играть ничего не давал. Жора не вступал в партию, совершенно не умел разговаривать с официальными людьми. Хотя с ним было интересно всем - коллегам, режиссерам, рабочим сцены. Врожденная интеллигентность не позволяла ему обидеть собеседника. На творческих встречах со зрителями он не читал, не играл - он разговаривал с залом. Встреча с Шукшиным перевернула жизнь всей нашей семьи. Они сразу заговорили на понятном им одним наречии, Жора преобразился, стал много писать. Замечательные два года под названием ВАСЯ ШУКШИН!"

В 1980 году Бурков перешел Московский Художественный Академический театр. Татьяна Ухарова о причинах ухода: "Театр Станиславского был для Жоры родным домом. Там его любили, но до конца не понимали. Играл, снимался - все нормально, казалось бы. Но жизнь ума, его ума, протекала не так гладко. Он занервничал, остановился - так ему казалось".

В МХАТе Бурков проработал до 1983 года. Татьяна Ухарова: "Никто не понял, почему Жора ушел от Ефремова. Толчком послужила ерунда (этого и Олег Николаевич не знал) - уважаемая актриса погрозила пальчиком: "Веди себя хорошо на гастролях, Жора, мы за тебя поручились в райкоме партии!" А он просто не поехал на эти зарубежные гастроли - и уволился. Мне он объяснил, что не состаялся авторски, личностно, так сказать."

В 1984-1987 годах Бурков выступал на сцене театра имени А.С.Пушкина.

С 1988 года он стал художественным руководителем Центра культуры им. В. М. Шукшина. Последние годы он целиком посвятил Центру: хотел создать там свой театр, свою театральную школу...

Кино

В кино Георгий Бурков впервые снялся в 1966 году, сыграв эпизодическую роль в советско-польской картине "Зося". Через год состоялась встреча актера с режиссером, который во многом определил его творческий путь в кино, - Эльдар Рязанов пригласил Буркова на небольшую роль симпатичного алкоголика ретушера Пети в комедии "Зигзаг удачи".

Этой работой было положено начало союзу Рязанова и Буркова. Актер играл доброго, компанейского парня Мишу в "Иронии судьбы, или С легким паром". Был позером и нелепым лгуном Федяевым в "Стариках-разбойниках". Трагикомическим "предателем Родины" Фетисовым в "Гараже". Холуйствующим, опасным плебеем Артюховым в телефильме "О бедном гусаре замолвите слово". Играл небольшую роль в фильме Рязанова "Одинокая мелодия для флейты".


Актерский диапазон Буркова был достаточно широк. Одними из лучших стали работы актера в картинах, поставленных его другом Василием Шукшиным, - окрашенная комическими красками роль "конструктора" Виктора в "Печках-лавочках" и безжалостный убийца Губошлеп в "Калине красной". С комедийной легкостью изображал мнимого дипломата Аркадия Павловича в фильме Губенко "Из жизни отдыхающих". Интересны и драматические роли Георгия Буркова в фильмах "Они сражались за Родину" Сергея Бондарчука и "Подранки" Николая Губенко.




В лучших ролях Буркова ощутимо взаимопроникновение лирики и фарса, иногда трагифарса: его неотразимая убедительность оправдывала самые невероятные ситуации, в которые попадали его герои.

Всего же за свою творческую жизнь актер снялся более чем в 60 фильмах различных жанров - в психологических драмах, в комедиях, в детективах. На съемочной площадке он работал с такими режиссерам, как Виктор Трегубович, Александр Зархи, Сергей Соловьев, Юрий Озеров, Карен Шахназаров.


Режиссер

Георгий Бурков выступил в качестве театрального режиссера, поставив в Московском областном театреспектакль "В стране лилипутов" по Джонатану Свифту.

В последние годы жизни он занялся и кинорежиссурой, сняв в 1987 году комедию "Байка" по сценарию Нины Семеновой, и сам сыграл главную роль.

Литературное наследие

Скончался Георгий Бурков от тромбоэмболии 19 июля 1990 года в Москве, похоронен на Ваганьковском кладбище.

Георгий Иванович Бурков не писал мемуаров. Но он оставил большое литературное наследие, в том числе массу записных книжек и тетрадок, исписанных быстрым неразборчивым почерком, в которых сокровенные мысли и потаенные желания перемежались с размышлениями об искусстве и набросками в жанре эссеистики. Писал он их для себя.

Вдова актера Татьяна Ухарова не только дала разрешение на публикацию "тайных трудов" ее мужа, но и подготовила их к печати. Книга под названием "Хроника сердца" вышла в издательстве "Вагриус".


Выдержки из книги "Хроника сердца":

"Нехорошие предчувствия. Запрещают пьесы у Эфроса, у Любимова. Постепенно сжимается вокруг нас кольцо ограничений и цензуры. Наша интеллигентская тряпичность выйдет боком. Бандиты будут играть с народом еще долго в завинчивание гаек и в выпускание пара, но никогда никаких искренних движений души по отношению к народу у них не будет. Искусство из последних сил обороняется, уходит в подполье, изворачивается. Что приближается? 37-й год? Или другое? Остались ли чудаки? Дон Кихоты?

Государство любит тех, кто ниже его. Особенно раздражают его отдельные личности, отбивающиеся от стада.

У меня другой счет, я живу в другом обществе: Христос, Платон, Сократ, Шиллер, Вийон, Разин, Пушкин, Гоголь, Достоевский, Булгаков, Станиславский, Есенин, Шукшин. Единственное требование общества людей: не будь рабом, будь тем, кем ты призван быть на земле, будь человеком. Мы редко встречаемся, например я с Ш (Шукшиным). Но это общество освобождает меня от жизни в другом обществе - в государственном.

Мы перестали быть патриотами своей Родины. Мы свернули шею себе, заглядываясь на Запад, окосели от ложной зависти на чужие деньги и на блеск чужой славы, лихорадочно листаем Библию, чтобы как-то соответствовать терминологии модного мифотворчества. Псевдореволюционеры счастливы, что пристроились в хвост западным мэтрам, обивают пороги Голливуда и Бродвея, выпрашивая постановки.

Добрый ли я? Многие скажут, что да, добрый. Тем более, что мнение это авторитетно закреплено за мной самим Шукшиным. Все равно что звание получил, все равно что это возведено в степень закона. А все же это не так. Или не совсем так. Не знаю еще. Просто мне стыдно. За что? За кого? А ни за что, ни за кого. Или за все, за всех. Вот что роднит меня с большинством, делает меня народным - беспричинный и беспредметный стыд. Именно он заставляет меня быть постоянно веселым, заставляет развлекать всех. Стыд заставил меня и на сцену пойти. И талантлив я от стыда, а не от ума. Вот меня и любят за то, что мне, как и большинству, стыдно жить.

Друзей у меня нет. Единственный друг, который у меня был (Шукшин), ушел из жизни. И строить свою дальнейшую жизнь надо исходя из этого.

Будь моя воля, закрыл бы все театральные училища. Они, кроме вреда, ничего не приносят искусству. Если и появляются интересные актеры среди выпускников, то благодаря тому, что они сами в училище оберегали свой талант от педагогов.

Я артист. Я сжег себя. Почему об этом никто не должен знать? Я сжег себя - по призванию - ради людей.

Болит сердце. И ничего-то поделать с собой не могу..."

ПОЛНЫМ РУБЛЕМ

Когда Московский драматический театр имени К. С. Стани­славского в 1964 году находился на гастролях где-то в провинции, к главному режиссеру Б. А. Львову-Анохину приехал показать­ся молодой неизвестный актер. Даже не такой уж молодой — ему как раз исполнилось тридцать два года. Это был Георгий Бурков. Приехал он из самой глубины Сибири — города Кемеро­ва, где служил на сцене городского театра вот уже несколько лет. Там его заметил кто-то из столичных критиков, поведал о нем Львову-Анохину, а тот в свою очередь телеграммой пригла­сил молодое дарование для знакомства.

Показывался Бурков художественному совету театра в роли Поприщина из гоголевских «Записок сумасшедшего». Провин­циальный артист произвел хорошее впечатление.

— Какое у вас театральное образование? — спросил Львов-Анохин.
— Никакого, — ответил Бурков. — А разве по игре этого не видно?

Члены художественного совета рассмеялись. Бурков был при­нят в труппу театра. Так недоучившийся юрист и артист-самоучка объявился в столице. Его поселили в общежитии, дали роль в но­вой постановке. А через несколько месяцев наступил день премь­еры, первой премьеры Буркова на столичных подмостках.

Утром этого дня неожиданно в общежитии объявился дру­жок, прибывший из Кемерова. Встреча, разумеется, была очень радостной. Не станем внимательно прослеживать все этапы этого злосчастного в биографии Буркова дня. Короче гово­ря, премьеру пришлось отменить. Директор театра метал гро­мы и молнии, и его можно понять! Наутро за кулисами вывесили приказ, где сообщалось, что за срыв премьеры артист Г. Бурков уволен из театра. Его артистическая карьера в Москве кончи­лась, не успев начаться.

Что произошло бы с Бурковым и как сложилась бы его даль­нейшая жизнь, если б его не пригласил к себе в кабинет, прежде чем расстаться, Б. Львов-Анохин, неизвестно. Главному режис­серу театра было жаль терять талантливого артиста, и он предло­жил Буркову такой вариант: поработать несколько месяцев в труп­пе, не будучи зачисленным в штат, на общественных началах, что ли. Как бы пройти испытательный срок по линии поведения, до­казать, что срыв премьеры был случайностью. А он, Львов-Ано­хин, договорится с директором театра, что, если Жора выдержит испытание, его снова вернут в труппу. Вид у Бориса Александро­вича Львова-Анохина был огорченный, расстроенный, Жора то­же после случившегося не выглядел бодрячком.
— Спасибо большое, — сказал Бурков, поняв, что главным режиссером руководят добрые намерения. И вдруг спохватил­ся. — А на что я буду жить? Мне же есть надо...
Наступила пауза. Как решить эту проблему, было неясно. И тут Львов-Анохин принял решение, делающее ему честь.

— Какая у тебя зарплата? — спросил он у артиста.
— Сто рублей! — ответил артист святую правду.
— Ладно, — вздохнул Борис Александрович. — В день зар­платы приходи ко мне, я тебе буду сам платить.
— Из своей получки? — полюбопытствовал Бурков.
— Не твое дело, — ответил Львов-Аиохин.
И Жора стал работать в театре на общественных началах. Прав у него не было никаких, у него были только обязанности. И вот наступил день получки, Бурков постучался в кабинет глав­ного режиссера и стал в дверях с видом водопроводчика, ожи­дающего расплаты. Он впервые пришел за деньгами не в кассу, а к своему режиссеру. Львов-Анохин не понял, зачем тот явился, и посмотрел на мнущегося артиста с недоумением. Бурков мол­чал, всем своим видом пытаясь намекнуть о цели посещения. Но Борис Александрович, занятый текущими делами, не мог ура­зуметь, чего от него, собственно, хочет Бурков.
— Пятое сегодня, — намекнул артист.
— Ну и что? — спросил главный режиссер.
— Как — что? — обескураженно сказал артист.
— Не понимаю! — пожал плечами главный режиссер.
— Зарплата сегодня! — печально промолвил артист. И тут до главного режиссера дошло, зачем пожаловал Бур­ков. Борис Александрович покраснел от мысли, что он мог забыть об этом договоре, засуетился, полез в карман за кошельком, где находилась его собственная зарплата, отсчитал деньги и, смущаясь, протянул их Жоре. Ведь это был его дебют в роли кассира. Бурков, глядя в пол, принял купюры. Почему-то обоим было неловко смотреть друг другу в глаза. Поблагодарив, Бур­ков протиснулся в дверь, завершив свой первый грабительский визит. В следующие разы эта процедура проходила не столь му­чительно. Оба как-то освоились...

Впоследствии Жора говорил, что это были лучшие месяцы в его жизни; ведь Львов-Анохин выдавал ему зарплату полным рублем, без вычетов и налогов...

ПРИВЯЗЧИВЫЙ СТАРИК

Однажды после какого-то банкета в рес­торане Дома кино Георгий Бурков обнаружил в вестибюле старенького артиста из Перми, давнего своего знакомого Брындина Илью Фе­доровича. Когда-то Брындин здорово помог мо­лодому Буркову, и между ними навсегда устано­вились самые дружеские и теплые отношения. Илья Федорович был изрядно под хмельком, хотя держался молодцом. У него была своеоб­разная манера выражаться: он говорил о себе всегда в третьем лице. И вот на вопрос Бурко­ва, как артист собирается добраться до дому, тот ответил:
— Жора, я ведь в Пермь еду. Ты проводи старика до вокзала. Старик может там запутать­ся и не взять билет.
Ну что же, взяли такси, поехали на вокзал. Бурков купил билет и стал прощаться, но Брын­дин взял его за руку:
— Жора, проводи старика до Перми. Старик плохо видит и может сесть не в тот вагон. А то еще билет потеряет...
— Но, Илья Федорович, как же можно? У меня три рубля ц кармане, да и домашние ниче­го не знают, беспокоиться будут, куда это я пропал…
— Жоре, старик оплатит тебе и суточные, и проездные, и гостиничные. Старик оплатит те­бе даже пропивочные. В Перми с вокзала дашь телеграмму — мол, срочно уехал на гастроль­ные выступления.
Что делать, поехали вместе. Однако в Перми Брындин опять просит:
— Жора, проводи старика до Озерков, ина­че старик может запутаться в траве...
— Нет! — крикнул Бурков, понимая, что в конце концов старик попросит проводить его до самой могилы и лечь с ним в гроб. Обратно он ехал зайцем, а поскольку в ту пору еще не был знаменит и в лицо его провод­ницы не знали, пришлось выкручиваться, пото­му что старик не дал ему ни командировочных, ни проездных.

СУХИМ ИЗ ВОДЫ

Как-то в проливной дождь Георгий Бурков приехал к Шукшину. Ехал он до самого подъез­да на такси, но, желая подчеркнуть свой подвиг, похвастался:
— Цени друзей, Василий Макарович! Ви­дишь, я пришел к тебе, невзирая на непогоду...
— А что ж ты сухой? Как ты умудрился прийти пешком и не промокнуть? — удивился Шукшин.
— А я верткий, — ответил Бурков. — Я меж­ду каплями проскользнул...

ОХОТА НА ОСУ

Георгий Бурков зашел в гости к Василию Шукшину в то время, когда тот сосредоточенно что-то писал.
— Погоди немного, не отвлекай меня, — по­просил Шукшин. — Сейчас закончу, тогда пого­ворим...
Бурков от нечего делать подошел к окну, стал смотреть на улицу и увидел, как по оконному стеклу ползет оса. Бурков скатал подвернув­шийся под руку журнал и стал охотиться за на­секомым. Ударил раз — мимо, еще раз — мимо, в третий раз ударил так неловко, что стекло со звоном разлетелось...
— Ну что, убил? — не отрываясь от письма, спросил Шукшин.

НАСЛЕДСТВЕННЫЕ ДЕЛА

Один известный и заслуженный работник кино, находясь уже в престарелом возрасте, же­нился на молоденькой актрисе. Случай вовсе не редкий в артистической жизни, но, тем не менее, представляя свою молоденькую жену, заслуженный работник отшучивался:
— Вот женился, но, как говорится, на появление наследников не надеюсь.
На что Георгий Бурков заметил:
— Надеяться, конечно, не нужно, но опасаться стоит!