С. Я. Лемешев родился 27 июня (10 июля) 1902 года в селе Старое Князево (ныне Калининский район Тверской области) в крестьянской семье. В 1914 году окончил церковно-приходскую школу, затем некоторое время учился сапожному делу в Санкт-Петербурге. в 1918 окончил общеобразовательную школу в Твери. Азы нотной грамоты и пения освоил в художественно-ремесленной школе, где участвовал в самодеятельных спектаклях и концертах. Во время учёбы в кавалерийской школе (1920), получил направление на учебу в консерваторию.

В 1921—1925 годах он учился в Московской консерватории в классе профессора Н. Г. Райского. С 1924 года пел в оперной студии К.С.Станиславского при Большом театре, где, среди прочих, исполнял партию Ленского (опера П. И. Чайковского «Евгений Онегин»). Именно эта роль, которую Сергей Яковлевич исполнил более 500 раз, принесла ему широкую известность и любовь зрителей. «Ленский целиком заполнил мою жизнь, — говорил певец. — Из моих более чем тридцати ролей эта — самая дорогая, любимая, самая большая радость моего творчества». Лемешев пел эту партию всего 501 раз: 500-е исполнение прошло в 1965 году (после этого Лемешев покинул оперную сцену),501-е и последнее исполнение состоялось в Большом театре в июне 1972 года в честь предстоящего 70-летнего юбилея певца.

В 1926—1931 годах пел в театрах Свердловска, Харбина и Тбилиси.

В 1931 году он был приглашён в Большой театр, где дебютировал в ролях Царя Берендея (Снегурочка), Ленского (Евгений Онегин) и Геральда (Лакме). Вместе с И. С. Козловским Лемешев был ведущим тенором вплоть до 1956 года и спел множество партий: Левко («Майская ночь»), Звездочет («Золотой петушок»), Индийский гость («Садко») в операх Н.А.Римского-Корсакова, Боян («Руслан и Людмила» М.И.Глинки), Дубровский (одноимённая опера Э.Ф.Направника), а также Герцог («Риголетто»), Альфред («Травиата») в операх Джузеппе Верди, Граф Альмавива («Севильский цирюльник» Джоаккино Россини), Фауст (одноимённая опера Шарля Гуно) и др.


В 1939 году Лемешев единственный раз в своей карьере снялся в лёгкой комедии «Музыкальная история» в роли шофера Пети Говоркова, который стал оперным певцом. Его партнёрами были З. А. Фёдорова, Э. П. Гарин, С. Н. Филиппов.

В 1947 году выступал с гастролями в Берлинской государственной опере (Ленский в опере «Евгений Онегин»).

В качестве режиссёра дебютировал в 1951 году с оперой «Травиата» на сцене Ленинградского малого оперного театра. В 1957 выступил в Большом театре как режиссёр-постановщик оперы «Вертер» Ж. Массне.


В 1951–1961 руководил кафедрой оперной подготовки, в 1969–1971 – кафедрой сольного пения в Московской консерватории. Вёл циклы передач на Всесоюзном радио, был руководителем вокальной группы.

Автор книги «Путь к искусству» (1968).


Сергей Яковлевич Лемешев скончался 26 июня 1977 года в Москве. Похоронен на Новодевичьем кладбище (участок № 9).

В 1978 году, через год после смерти Лемешева, в его честь был назван астероид (4561 Лемешев).

Сергей Лемешев был женат несколько раз. В браке с И. В. Масленниковой появилась на свет дочь Мария. Пятой женой Сергея Яковлевича стала певица В. Н. Кудрявцева, послушать которую он специально приезжал в Ленинград. Их счастливый брак продлился двадцать семь лет, а всю оставшуюся жизнь Вера Николаевна посвятила наследию Лемешева.

Обречённый на любовь

На театральном сленге фанатичных поклонников звезд зовут “сырами”, а почему — мало кто знает. А ведь слово это пошло от названия магазина, что лет пятьдесят назад располагался на углу улицы Горького и Камергерского переулка, недалеко от квартиры Сергея Яковлевича Лемешева. В “Сыр” “лемешистки”, круглосуточно дежурившие у подъезда своего кумира, по очереди бегали греться, за что и получили прозвище, которое распространилось потом на всех театральных поклонников. Хотя столько “сыров”, сколько было у Лемешева, наверное, не было ни у кого за всю историю театра…

В дни репетиций вокруг Большого театра собиралась толпа. Целое море вдохновенно сосредоточенных женских лиц с безумными, горящими глазами. То и дело проносится благоговейный шепоток: “ОН здесь!” — “А через какую дверь ОН выйдет?” — “Пока не известно”. А служебных входов–выходов в Большом ох как много! Вдруг к дверям 9-го подъезда подкатывает автомобиль. Толпа бросается к водителю: “Лемешева встречаете?” Молчит, душегуб! Смятение усиливается — одной женщине только что было видение: ОН выйдет через 1-ый подъезд… До конца репетиции осталось семь минут… Шесть… Пять… Главное — не прозевать, не упустить! Высший смысл жизни настоящей “лемешистки” — встретить ЕГО и проводить до автомобиля. А потому уж — мчаться на улицу Горького, к ЕГО дому, здесь близко, особенно если срезать углы, и, если повезет, можно успеть увидеть ЕГО выходящим из автомобиля и проводить до подъезда.

Нет, они не кидались на своего кумира, не рвали его одежду на сувениры. “Лемешистки” просто следовали за ним в благоговейном молчании. Бывало, что кто-то из них падал в обморок от восторга. В остальном, если не считать вечных потасовок с “козловитянками” (поклонницами другого великого тенора — Ивана Козловского) — совершенно безобидные девицы. Но самой заветной и — увы! — неосуществимой мечтой Сергея Яковлевича Лемешева было избавиться от них хотя бы на неделю!

…1958 год. Сергей Яковлевич в страшном секрете купил дачный участок в подмосковной Апрелевке. Даже в театре ни одна душа не знает об этом. И вот Лемешев, соблюдая все шпионские законы конспирации, путая следы и отрываясь от хвостов, добрался до своей дачи. Сидит себе на бревнышке, обсуждает с плотником, что в какой очередности строить. Тут, словно с неба доносится: “Серд-це кра-са-авиц склон-но к из-ме-ене”… За деревьями мелькнуло цветастое платье, за ним — другое. Так и есть! “Лемешистки”, вооруженные проигрывателем и пластинкой с записью его арии герцога из “Риголетто”. Лемешев, вскакивая с бревна: “Прежде всего стройте забор! И чтоб был высокий и глухой, без единой щелочки!”. А что проку? В том заборе потом не успевали заделывать дырки, ежедневно просверливаемые “лемешистками”…

… 1972 год. Лемешев с женой — опять-таки в страшной тайне — поехали на дачу к друзьям под Ленинград. Лето было жарким, и густая тень деревьев в саду казалась земным раем. “Как же здесь хорошо, прохладно, не то что в помещении — блаженствовал Сергей Яковлевич, — и, главное — ни одной живой души!” Тут через забор к его ногам перелетает букет. Лемешев затравленно кидается к дому.

Что же заставляло сотни женщин, бросив дом, семью, карьеру, год за годом следовать по пятам за Лемешевым, не пить, не есть, ночей не спать, постоянно выслеживая его, отравляя этим безумием его жизнь? Да, Сергей Яковлевич имел привлекательное, открытое лицо с тонкими чертами и ясным взглядом серо-голубых глаз, а так же юношески стройную фигуру (при росте 172 сантиметра даже в старости он не набирал больше 70 килограмм). Да, он был прост в общении и обаятелен. И, конечно, безмерно одарен. Но все же счастливое сочетание большого таланта и мужской привлекательности хоть раз в сто лет, да случается, и Лемешев в этом ряду — не первый и не последний. Почему же именно вокруг него творилось массовое женское безумие?

Однажды Сергей Яковлевич отдыхал в закрытом санатории в Крыму: “лемешистки”, сновавшие вдоль берега на лодках, на пляж не допускались, что давало Лемешеву возможность хоть немного расслабиться. И тут к нему обратился один отдыхающий, оказавшийся известным московским психиатром: “У меня в больнице — целое отделение для тех ваших поклонниц, которых уже нельзя не госпитализировать. И знаете, что удалось выяснить? Тембр вашего голоса воздействует на них эротически. Такое уж вам, батенька, феноменальное везение с женщинами”…

СЕРДЦЕ КРАСАВИЦ

Сама фамилия Лемешев — свидетельство семейной везучести. Однажды его дед Степан Иванович при вспашке барского поля нашел ничейный стальной лемех (по-простонародному — лемеш). Это чудо сельскохозяйственной техники, недоступное простым батракам, позволило ему так эффективно обрабатывать свой небольшой земельный надел, что со временем Степан Иванович стал в родном селе Князево Тверской губернии первым богачом, а звать его стали — Степан Лемеш.

Правда, родителям великого артиста — Якову Степановичу Лемешеву и Акулине Сергеевне Шкаликовой — от того богатства ничего не перепало. А все потому, что обвенчались тайно, без родительского благословения! Детей у Якова с Акулиной выжило двое: Сережа и Алеша, погодки, и были они очень дружны. Отца они помнили мало: чтоб прокормить семью, он подался в город на заработки, да там вскоре и умер. А мать нанялась поломойкой в помещичью усадьбу.

Сережа помнил себя лет с трех, как стоял на подоконнике в людской барского дома, глядел на улицу и от скуки пел про то, что видел: “Вон Ми-и-ихайла-ку-у-учер пое-е-ехал… Вон де-е-евки по воду пошли-и-и”... Событиями провинциальное Князево не бурлило.

И совсем другая жизнь настала, когда в 1914 году один из дядьев взял Сережу к себе в Петроград, учиться сапожному ремеслу. По вечерам: цирк-шапито или кафе-шантан. По праздникам — мороженое! Жить бы да жить в Петрограде, да только в феврале 1917 года там началась такая заваруха, что, как говорится, давай Бог ноги! Вот пятнадцатилетний Лемешев и вернулся в родное Князево, к матери и брату Алексею.

В то лето оба брата, несмотря на небольшие года, собрались жениться: Алексей присмотрел себе Прасковью, Сергей — Аграфену: ей шел шестнадцатый годок, лицо милое, темноглазое… Однажды Сергей с Алексеем поехали в ночное, пасти коней. Развели костер, стали песни петь, и сырой воздух разносил их голоса далеко-далеко. Оба сына Акулины — первой певицы в округе, солистки церковного хора — пели хорошо, но среди крестьян это большим достоинством не считалось. Поэтому Алексей Лемешев страшно удивился, когда проезжавший мимо инженер Николай Александрович Квашнин сказал: “Ребята, да вы — тенора! Это же Божий дар, вам учиться надо! Приходите-ка завтра к моей жене, она вами займется”. “Это пению-то учиться?”, — засмеялся Алексей. А Сергей, за три года в Питере успевший узнать много всякого-разного, в том числе и что пение — то же ремесло, к приглашению инженера отнесся серьезно.

Евгения Николаевна Квашнина, окончившая когда-то Саратовскую консерваторию, определила: у Алексея голос сильный, настоящий драматический тенор, а у Сергея — хоть и послабее, но зато своеобразнее, лиричнее, обаятельнее, что ли! А главное — Сергей действительно хотел освоить певческое мастерство. Спустя много лет он вспоминал: “Учиться пению … оказалось столь мудрено… Я никак не мог понять, как надо петь правильно! То упускал дыхание и напрягал мышцы горла, то мне начинал мешать язык”. И вот он уже с горячностью новичка поет арию Ленского, и еще — Неморино из “Любовного напитка” по-итальянски (впрочем, сам ни слова не понимая). Алексей же во всю эту голосовую механику вникать не захотел и, бросив казавшиеся ненужными занятия, ушел вместе со своим драматическим тенором обратно в деревню и вскоре женился-таки на своей Параше.

А вот бедная Грушенька осталась не у дел. Из сережиного сердца ее очень скоро вытеснила дочь Квашниных Галина. Голубоглазая, тонкая, с длинной косой, насмешливая и романтичная — настоящая барышня. Она даже стихи писала! Ох и доставалось от нее Серлему (как прозвала девушка Сергея Лемешева) за то, что петь-то Ленского он поет, а вот кто это такой, представляет весьма смутно. Впрочем, талантливый крестьянский паренек Галине очень нравился, и дело дошло даже до тайной помолвки. Да только вот инженер Квашнин решительно воспротивился такому мезальянсу, пожалуй, тем самым поломав дочери жизнь. Ведь и через много лет после того, как Серлем ушел от Квашниных сначала в Тверь, потом в Москву, там женился, развелся, и снова жениться, Галина Квашнина все бегала к нему на тайные свидания, все посвящала ему стихи...

Интересно, что и Грушенька его не забыла. Уже будучи замужней женщиной, матерью двоих детей, она вызывала ревность и гнев супруга, когда, припав к радиоприемнику, зажмурившись, слушала выступления Лемешева. А когда Сергей Яковлевич собственной персоной приезжал в деревню погостить, муж ощутимо поколачивал Аграфену. Впрочем, Лемешев этого не знал, и всякий раз привозил своей первой возлюбленной подарки: то кофточку, то отрез на платье. Когда до Князева дошло известие, что Сергей Яковлевич умер, в глазах этой женщины словно потух огонь, и очень скоро ее самой не стало. Тембр ли голоса тут виноват, или что-нибудь другое, но Лемешев действительно обладал уникальным любовным даром, и сердца красавиц, однажды отданные ему, к измене склонны уже никогда не были — вопреки знаменитому утверждению, которое великий тенор сам сотни раз провозглашал со сцены…

НО ИЗМЕНЯЮ ИМ ПЕРВЫЙ Я!

Лемешев впервые женился уже студентом Московской консерватории. Его избранница был очень похожа на Галину Квашнину: тоже из дворян, тоже красавица, и тоже учительская дочь (женский тип, которому Сергей Яковлевич оставался верен долгие годы). Ее отец — профессор Иван Николаевич Соколов — преподавал Лемешеву в консерватории, благоволил ему как талантливому студенту, и приглашал домой на свои знаменитые “музыкальные среды”. Сначала Наташа Соколова просто любила слушать “лемешиаду”, то есть историю о том, как выходец из деревни Князево штурмовал музыкальный “олимп”: как 48 верст отмахал пешком по морозу до Твери, как получил от губернского подотдела искусств официальный документ: “Сергей Лемешев является одаренным голосом (тенор) и представляет из себя большую ценность”. Как в качестве “большой ценности” попал в Москву, но почему-то не сразу в консерваторию, а для начала — рядовым конвойной стражи СССР, и как он умудрялся совмещать службу с учебой (далеко не сразу, и только по личному ходатайству Станиславского Лемешева перевели на штабную работу, а потом позволили и совсем уволиться с военной службы). Иногда, когда на улице лил дождь, Лемешев не приходил к Соколовым: все знали, что за неимением добротной обуви он до смешного боится промочить ноги, простудиться и заполучить проблемы с голосом.

А к голосу своему Лемешев относился бережно и уважительно, как к музыкальному инструменту, имеющему какое-то отдельное от него самого прошлое и будущее. Много лет в день выхода на сцену Сергей Яковлевич соблюдал один и тот же ритуал: с самого утра не разговаривал, чтобы не утомлять связки, а в последние часы ставил на рояль стакан простокваши и чашечку кофе, распевался и пил маленькими глоточками. Говорят, что по выходу из консерватории у Лемешева был довольно “маленький” (то есть слабый) голос, но упорным трудом он развил его до “очень большого”. И профессор Соколов, и его дочь Наташа могли бы гордиться, если бы не одно “но”…

“Дорогая мамочка! Я встретил очень милую, хорошую во всех отношениях женщину, безумно ее полюбил и сегодня на ней женился. Чувствую себя таким счастливым, каким никогда не был”, — написал Сергей матери, имея в виду вовсе не Наташу, а Алису Багрин-Каменскую, с которой познакомился на тех же “средах” в доме тестя. Алиса носила траур по горячо любимому мужу, морскому офицеру, расстрелянному в 1918 году. Это была страшно романтическая история! Владислав Адольфович Багрин-Каменский полюбил дочь своего управляющего еще 12-летней, просил разрешения жениться у святейшего синода, а пока дело решалось, сам дал Алисе должное образование. Теперь пришел черед Алисы обучать, развивать и образовывать. Ей было 32, Сергею — 27, причем он выглядел младше, а она — старше своих лет. Считается, что свои безупречные манеры, высокую культуру, тонкий вкус Сергей Яковлевич перенял именно у своей второй жены.

После того, как в 1940 году на экраны вышел фильм “Музыкальная история”, на Лемешева обрушилась чудовищная популярность. Именно тогда появилась армия “лемешисток”, и бремя общения с ними взяла на себя интеллигентная Алиса. С некоторыми из поклонниц Сергея Яковлевича она была по-настоящему дружна, к некоторым втайне ревновала — ведь повод он давал постоянно. Кончилось тем, что после 11 лет супружества Алиса, не выдержав мужниных измен, ушла. Ей даже удалось снова выйти замуж и прожить с третьим мужем в любви и согласии целых 40 лет. Но, когда Алиса умирала, она просила фотографию “самого дорогого и любимого человека”, имея в виду Лемешева.

Порой его упрекали в бессердечии. Но судите сами: легко ли хранить верность одной единственной молодому мужчине, да еще и пылкого, артистического склада, да еще и помимо собственной воли так действующему на женщин, что ни одна не только не может, но и не хочет устоять? О бесчисленных любовных победах Лемешева можно было бы написать тома. К примеру, он был страстно влюблен в актрису МХАТа Нору Полонскую, но их роман просуществовал недолго: на очередное свидание Нора пришла не одна, а с подругой Любочкой Варзер, которая, как оказалось, была горячей поклонницей Лемешева. Сергей Яковлевич мгновенно вспыхнул новой страстью. Кстати, именно роман Лемешева с Любочкой Варзер “сломал” долготерпеливую Алису. Так Любочка стала третьей официальной женой Сергея Яковлевича, но и ее со временем постигла участь предшественниц: однажды, оставив больного мужа дома и страшно за него волнуясь, Варзер уехала на гастроли, а, вернувшись, застала Лемешева не только здоровым, но и влюбленным в молоденькую солистку Большого театра Ирину Масленникову, женщину все той же “породы”: из дворян, прекрасно образована и очень красива. Кстати, Ирина Ивановна — единственная из жен — родила Лемешеву дочь (Мария Сергеевна Лемешева стала певицей и работает в театре своего отчима Бориса Покровского, за которого ее мать вышла замуж после развода с Лемешевым).

Все его жены, даром что имели высокое происхождение, изысканные манеры и тонкий вкус, неизменно ездили с Лемешевым в его деревню, там рыбачили и ходили по грибы. И, как заправские крестьянки, оказывали свекрови, Акулине Сергеевне, подчеркнутое уважение. Иного Лемешев не потерпел бы: он был очень хорошим сыном, так же как и очень хорошим братом. Еще учась в консерватории и едва заработав первые деньги, двадцатидвухлетний Лемешев построил для родных в Князево хороший дом. А, едва утвердившись в качестве солиста Большого театра, сразу попытался пристроить туда Алексея. Наверное, это был единственный случай за всю историю Большого театра, чтобы там, пусть в хоре, пел кто-то, не получивший специального певческого образования. И даже авторитетом Сергея Яковлевича этот вопрос едва ли был бы решен, если бы не действительно незаурядные певческие данные Алексея Яковлевича. Да вот только, будучи равным брату по природной одаренности, ни его целеустремленностью, ни трудолюбием, ни одержимостью искусством Алексей не обладал, и в Большом не прижился — он тосковал по деревне, много пил, а потом взял и вернулся в Князево, окончательно употребив свой музыкальный талант на пение под гармошку на завалинке.

Напрасно Грушенька, брошенная Сергеем, когда-то завидовала невесте Алексея Лемешева, которую жених любил сильнее, чем музыку. Брак с Алексеем Лемешевым не принес Прасковье счастья. Однажды тот пропил дом (тот самый, что построил Сергей), и семье во главе с Акулиной пришлось перебираться под родительский кров Прасковьи. Потом от горя и мужниных побоев она заболела, и Сергей Яковлевич устроил невестку лечиться в Москву. А Алексей тем временем в пьяном угаре привел новую хозяйку, которая, подкупив председателя сельсовета, перевела прасковьин дом на себя. К счастью для жены и детей Алексея Яковлевича, Сергей Яковлевич не оставлял их помощью до самой своей смерти.

ЖИТЬ НЕВОЗМОЖНО БЕЗ НАСЛАЖДЕНЬЯ

Здоровье Сергея Яковлевича было подорвано еще в октябре 1941 года. Большой театр тогда эвакуировался в Куйбышев, и в назначенный день Лемешеву пришлось долго простоять на Комсомольской площади в ожидании поезда, который так и не пришел. Приехав домой, Сергей Яковлевич понял, что простудился. Ох, не даром он с молодости боялся простуд: на другой день началось воспаление легких, театр уехал без него… И, может, все бы еще обошлось, не получи Лемешев через месяц после выздоровления волнующее известие: его мать, побывав в коротком плену у немцев, вернулась домой. Сергей Яковлевич, всегда так боявшийся простуд, помчался в деревню, наплевав на февральскую стужу. В итоге: второе воспаление легких, плеврит, туберкулез. Врачи “отключают” правое легкое, в котором открылся активный процесс. Отныне по всем медицинским законам петь Лемешеву нельзя — ему просто не хватит воздуха! Но зачем ему, лишенному наслаждения творчеством, было бы жить? Лемешев упорно тренировал голос, и вскоре врачи разрешили ему давать по концерту в месяц, потом — по два, а потом и еще чаще. И вот он уже снова выходит на сцену Большого театра…

…Август 1972 года, Сергею Яковлевичу — 70 лет. В то лето вокруг Москвы горели торфяные болота, и густой смог висел в воздухе. Окна квартиры Лемешева были завешены мокрыми простынями, чтобы защитить его больные легкие хотя бы от дыма — от жары защититься было невозможно. И вот в один из таких дней Сергей Яковлевич пел (в 501 и в последний раз!) своего Ленского: как и положено в сцене дуэли, на нем была шуба, бобровая шапка… И, несмотря на жару, на 70 лет, на больные легкие, на недавно перенесенный инфаркт, Лемешев превратился на сцене в робкого, юного, пылкого поэта! Он с молодости не выносил общепринятой оперной фальши, и к своей драматической игре относился столь же требовательно, как и к пению. И вот теперь зал 10 минут аплодировал ему стоя. А потом жена еле довезла Лемешева домой.

Вера Николаевна Кудрявцева — дворянка, учительсткая дочь и красавица — стала пятой и последней его женой. Они познакомились в 1948 году, в ленинградском Малом оперном театре, куда Лемешев приезжал петь по разовому контракту. Ему было сорок шесть, ей — тридцать семь. Лемешев просил ставить для себя в кулисе стул, и всегда слушал, как она поет. “Зная, как легко покорялись женские сердца Лемешеву, я не давала повода быть сейчас же завоеванной им. И он оценил это в моей натуре”, — скажет через много лет Вера Николаевна. Впрочем, долго сопротивляться Сергею Яковлевичу было делом невозможным. Однажды он взял ее за руку: “Неужели вы не понимаете, что я приезжаю петь сюда ради вас? Я давно ищу такую женщину, как вы!” Вскоре Вера Николаевна, оставив мужа и сына, отправилась за Лемешевым.

Поселились в новой квартире на улице Горького, 25/9. После раздела имущества с Ириной Масленниковой Лемешев перевез сюда все доставшееся ему: диван, секретер и ломберный стол. Он снова начинал жизнь с белого листа. И снова были поездки в деревню к матери, и рыбалка, и грибы. И снова поклонницы Сергея Яковлевича нашли в его жене союзницу и добрую подругу. Кстати, одна из самых преданных и давних “лемешисток” — Елена Георгиевна Невежина (у Лемешевых ее прозвали Люлюка) — дружила по очереди с четырьмя женами Сергея Яковлевича, не застав лишь первую супругу. Кстати, в свободное от почитания Лемешева время Люлюка была очень серьезной женщиной, по образованию — архитектор, и даже занимала какую-то высокую должность…

К старости Лемешев стал относиться к своим поклонницам терпимо и даже нежно: “Я смотрю на них и думаю: Боже мой, как летит время! Вот эту я знаю 30 лет, а эту 20. И какие они уже все старые, и какой же я-то старый”. Впрочем, однажды Лемешев пришел домой ошарашенный: “Сейчас на бульваре мне объяснилась в любви 17-летняя девочка. А ведь мне уже за семьдесят!” Жена пожала плечами: “Ты обречен покорять женские сердца”…

Более 25 лет Лемешев с Кудрявцевой прожили в счастье и согласии. А летом 1977 года Вере Николаевне приснился сон: она несет на руках младенца и знает, что этот младенец — ее муж, Лемешев. Нести его тяжело: все время норовит выскользнуть из рук. И вот в какой-то момент Вера Николаевна не сумела его удержать, и… Ударившись о землю, он превратился в самого себя, 75-летнего старика. Тут Вера Николаевна проснулась и подумала, что скоро овдовеет. Сон оказался пророческим…

А вот кое-кто из “лемешисток” и по сей день живет и здравствует, храня удивительную верность своему удивительному кумиру.

Ирина ЛЫКОВА